Таня Гроттер и Золотая Пиявка - Страница 67

Таня сообразила, что в этом мире он не был знаком ни с книгой Гуго Хитрого, ни с самим неунывающим магом. Девочке оставалось только посочувствовать Ягуну.

Лестница внезапно завершилась низкой дверцей, окованной листовым железом. Из узкого зарешеченного окошка, в которое ничего невозможно было разглядеть, доносились неясные звуки.

«Туманус прошмыгус» здесь не срабатывал и, применив его, Таня лишь больно ударилась о дверь затылком и плечом.

– Странная штука! Обычно у меня получалось, – удивилась она.

Ягун недоверчиво толкнул дверь ногой и внезапно улыбнулся.

– Ага, я понял! Вот уж точно адская хитрость! Только Поклеп и Чума-дель-Торт могли додуматься до такой мерзости.

– До какой? – с ужасом спросила Таня.

– А до такой! Здесь установлен универсальный отвод от всей магии. А это значит, дверь можно открыть только самым нелепым и невероятным из всех способов, – с возмущением сказал Ягун.

– Каким?

– Как каким? – удивился Ягун. – Ты что, не жила у лопухоидов? Ключом, разумеется! А я ещё думаю, зачем он болтается на боку у циклопа! А ну-ка дай сюда плащ!

Забрав у Тани плащ, Ягун накинул его и метнулся к лестнице.

Фонарь он унес с собой. Таня осталась одна в тупике у железной двери. Светлячки ехидно мигали зеленоватыми спинками, Потрескивала последняя из лиловых завес. С потолка шлепались тяжелые капли. Таня неосторожно шагнула к лестнице. Под ботинком хрустнул жук-вонючка. Едва не задохнувшись, девочка зажала нос пальцами.

Тянулись минуты, тягучие, как приставшая к подошве жвачка. Тане казалось, что за это время можно уже десять раз обернуться туда-обратно. Где же Ягун? А что, если он попался или вернется с циклопами?

Когда, наконец, на лестнице послышались торопливые шаги и показался Ягун, Таня едва не бросилась к нему на шею.

– Прости, что долго. Циклопы сменились. Вместо того с ключом уже другой сидит. Пришлось дожидаться, пока дверь караулки приоткроется, а потом уже применить «хап-цап», – пояснил внук Ягге.

Ключ со скрежетом повернулся в замке. Низенькая дверца открылась. Шагнув внутрь, Таня оказалась в тесном каменном мешке. На стенах лежала изморозь. Пахло гнилой древесиной.

Примерно четверть каменного мешка занимала ржавая клетка, в которой, ссутулившись и обняв свои колени, сидел худой старик. Лишь по усам и бороде, которые стали теперь ещё длиннее, Таня смогла узнать академика Сарданапала.

– Ну вот он, убийца! Можешь над ним глумиться, – сказал Баб-Ягун.

В голосе у него, однако, не слышалось уверенности. Да и вообще внук Ягге старался держаться ближе к дверям.

Тронутая жалостью, Таня шагнула к клетке. Десять лет заточения! Как не был этот Сарданапал похож на того цветущего, крепкого академика, которого она видела совсем недавно – перед матчем с невидимками! Глаза у неё подозрительно защипало.

Сарданапал погрозил ей пальцем.

– Только не надо слез! Я знал, что ты придешь. Знал это все эти годы...

– Как вы здесь выжили?

– Я выжил потому, что бессмертен, – сказал академик. – Мне даже льстит, что меня, единственного, Чума не сумела зомбировать и я остался самим собой. А уж она пыталась – можешь мне поверить. Но у неё ничего не вышло. У меня было время о многом подумать. Мы стремимся к чему-то, делаем ставку на магию, ценой немыслимых усилий достигаем желаемого – и вдруг понимаем, что то, чего достигли, – уже не нужно и достигнуто это фактически продажей души. Всякий, даже самый пустейший лопухоид в тысячу раз счастливее самого преуспевшего в чародействе мага. А еще... я ждал!

– Ждали? Чего?

– Тебя. Ждал, когда ты станешь другой и спустишься сюда. Ждал и надеялся. Потом терял надежду, вновь обретал её и снова ждал. А ты ходила там наверху, бегала на занятия, зубрила «Темную магию», «Технику сглаза», «Общую теорию проклятий»... И это было самое невыносимое!

Таня недоверчиво замотала головой. У неё даже мелькнула мысль: не спятил ли академик в заточении? Она же ясно помнила, как недавно Соловей инструктировал их перед матчем с невидимками, а Сарданапал на судейской трибуне пытался казаться суровым, но они-то точно знали, за кого он болеет!

– Вы что-то путаете. Как я могла ходить там наверху, пока вы томились здесь? Я же только вчера вечером здесь оказалась! – сказала Таня.

Академик грустно улыбнулся.

Одновременно Таня вспомнила свой дневник с тройкой по червеедению, вспомнила магзеты, и уверенность её иссякла. А вдруг... вдруг все так и есть? Вдруг она все эти годы провела в Тибидохсе?

– Так я была здесь? Была или нет? – спросила она. Сарданапал кивнул.

– Да, девочка, ты прожила эти десять лет здесь, в новой реальности. Прожила их заново. Я единственный, кроме тебя, разумеется, кто помнит тот миг, когда среди матча ты столкнулась с Пуппером. Лопнула веревка – и тут все началось... Я ведь столько раз предупреждал твоего прадеда Феофила, чтобы он не использовал для своих инструментов мистических предметов, особенно тех, что могут разбиться или лопнуть! Но разве он меня слушал! Упрямый был старик, нравный!

– Но-но! Попрошу без личностей! Летать надо уметь! – знакомым голосом проскрипел перстень на пальце у Тани.

Сарданапал нахмурился, однако спорить с кольцом не стал. Тем более что то уже вполголоса затянуло: «Есть на Волге утес...», ухитряясь попутно переводить на греческий и древненорвежский.

– А дальше дух получил неограниченную силу, – продолжал академик. – Не спасали уже и накидки Поклепа. Все закружилось, точно в смерче – игроки, мячи, зрители. Поверишь ли, громадных драконов швыряло и било о песок, как беспомощных ящериц. И все это время я слышал хохот – отвратительный, хриплый хохот. Казалось, хохот и смерч являются чем-то единым. Когда хохот затихал, смерч сразу начинал ослабевать. Я пытался остановить все это, произносил заклинания, но все было напрасно. Моя магия была бессильна. Меня ударило летящей скамьей. Очнувшись, я увидел, что стою в разрушенном доме, а в руках у меня крошечный ребенок.